«E-mail — слово из французского? Такого не может быть!» — скажете вы. И ошибетесь. У этого слова долгий путь, но его корни действительно лежат во французском языке, точнее, в старофранцузском языке, и даже еще раньше — в старонормандском. У него любопытная история. Чтобы узнать ее, заглянем в глубь веков, в раннее средневековье.
Германские племена — англы, саксы и юты — завоевывают Британию, оттеснив живших на острове кельтов — кого в Уэльс и Ирландию, а кого на материк, в Бретань, название которой и дали переселившиеся сюда бриты, кельтский народ, населявший Британию.
К концу первого тысячелетия на остров подселяются родственные германцам скандинавы — норвежские, а позже и датские викинги — норманны, то есть северные люди. «Подселяются» — это мягко сказано! По сути, они — морские разбойники. В IX веке они сжигают Лондон и захватывают всё северо-восточное побережье острова, формируя там самостоятельную колонию. Пройдет несколько столетий, пока они ассимилируются с местными и примут их язык и веру привнеся попутно в английское правосудие собственный правовой институт — суд присяжных
В те же времена викинги селятся и на материке, по другую сторону Ла-Манша — в Нормандии, где они, не имея никакого численного превосходства, подчиняют себе живших на этих территориях галло-римлян — «ороманившихся» в эпоху римского завоевания галлов. И тут происходит удивительное явление: норманны-завоеватели утрачивают свой язык и начинают говорить на языке завоеванного народа — северофранцузском диалекте народной латыни (ланг д'ойль), предтечи старофранцузского, —, правда, привнеся в него немало и из своего родного языка. Так со временем формируется старонормандский язык и складывается народность, перенявшая местную культуру и исповедующая христианство.
Пути одного и того же народа, некогда поселившегося по разные стороны от Ла-Манша, полностью расходятся. Но скоро им придется снова встретиться.
В 1066 году Вильгельм-завоеватель захватывает Англию. На несколько столетий языком знати, судопроизводства, школьного образования и других официальных сфер в Англии становится старофранцузский язык, в то время как коренное население страны продолжает говорить на своем родном языке.
На первых страницах своего романа «Айвенго» Вальтер Скотт очень наглядно описывает это время.
———————————————— <cut here>
При дворе и в замках знатнейших вельмож, старавшихся ввести у себя великолепие придворного обихода, говорили исключительно по-нормано-французски; на том же языке велось судопроизводство во всех местах, где отправлялось правосудие. Словом, французский язык был языком знати, рыцарства и даже правосудия, тогда как несравненно более мужественная и выразительная англосаксонская речь была предоставлена крестьянам и дворовым людям, не знавшим иного языка.
Однако необходимость общения между землевладельцами и порабощенным народом, который обрабатывал их землю, послужила основанием для постепенного образования наречия из смеси французского языка с англосаксонским, говоря на котором, они могли понимать друг друга.
Так мало-помалу возник английский язык настоящего времени, заключающий в себе счастливое смешение языка победителей с наречием побеждённых.
———————————————— <cut here>
Вот она, та точка, в которой слова французского языка проникают прямиком в английский! Эта ситуация хорошо показана в диалоге шута Вамбы и свинопаса Гурта.
———————————————— <cut here>
— Ну, как называются эти хрюкающие твари на четырех ногах? — спросил Вамба.
— Свиньи, дурак, свиньи, — отвечал пастух. — Это всякому дураку известно.
— Правильно, «swine» — саксонское слово. А вот как ты назовёшь свинью, когда она зарезана, ободрана, рассечена на части и повешена за ноги как изменник?
— Porc, — отвечал свинопас.
— Очень рад, что и это известно всякому дураку, — заметил Вамба. — А «porc», кажется, нормано-французское слово. Значит, пока свинья жива и за ней смотрит саксонский раб, то зовут её по-саксонски; но она становится норманном и её называют «porc», как только она попадает в господский замок и является на пир знатных особ. Что ты об этом думаешь, друг мой Гурт?
— Что правда, то правда, друг Вамба. Не знаю только, как эта правда попала в твою дурацкую башку.
— А ты послушай, что я тебе скажу ещё, — продолжал Вамба в том же духе. — Вот, например, старый наш олдермен бык: покуда его пасут такие рабы, как ты, он носит свою саксонскую кличку «ox», когда же он оказывается перед знатным господином, чтобы тот его отведал, бык становится пылким и любезным французским рыцарем Bœuf. Таким же образом и телёнок — «calf» — делается мосье de Veau: пока за ним нужно присматривать — он сакс, но когда он нужен для наслаждения — ему дают норманское имя.
———————————————— <cut here>
Сегодня считается, что английский язык заимствовал до трети своего корпуса из французского языка.
А что же наш e-mail? Понятно, что буковка в начале обозначает «electronic». А вот английское слово mail происходит от французского malle — дорожный сундук или сумка, чемодан, багажник и даже (в устаревшем значении) почтовая карета. Это слово в старофранцузском писалось male и означало оно «кожаный мешок». При чем же тут почта? А дело вот в чем.
В языке есть такое явление, как метонимия (ударение на первое «и») — это когда одно слово заменяется другим, находящимся с ним в какой-нибудь связи. Например, мы говорим «чайник закипел» (вместо вода в чайнике) — тут мы используем название ёмкости для обозначения её содержимого. Или, к примеру, «весь город обсуждает» (вместо «жители города»), «в кошельке осталась одна медь» (вместо «медные монеты»), «собрание постановило» (вместо «участники собрания»), «съел три тарелки» — и тому подобное.
Так вот — по аналогии с чайником и содержащейся в нем водой — словом male, означавшем мешок, стали называть корреспонденцию, которую в таких мешках возили, то есть почту (а позже и почтовую карету).
Так из старофранцузского это слово перекочевало в английский, откуда уже — обремененное буковкой «e» в начале — и было заимствовано современным французским. Отличная иллюстрация того, что новое — это хорошо забытое старое. :)
P. S. Разные исследования показывают, что в английском языке около 60% составляют романские заимствования — то есть слова французского и латинского происхождения. При этом, пользуясь английским, мы не думаем о нем, как об «испорченном французском». Всё просто: при том, что германские слова составляют в английском лишь 26% лексики, среди тысячи самых распространенных слов их уже 85%; первые же 100 слов в этом списке и вовсе на 100%.— германские.
То есть французские слова не вытеснили из английского исконно германские, а скорее расширили язык, обогатив его стилистически и семантически — неслучайно словарный состав английского языка чрезвычайно обширен — в нем насчитывается до 600,000 (!!) единиц.
Это обстоятельство, кстати, представляет большую проблему для тех, кто изучает английский язык как иностранный: для каждого родного слова здесь находится пара-тройка (а часто и больше) английских слов разного происхождения, означающих примерно одно и то же, но отличающихся оттенками значения, и задача выбора нужного слова превращается в по-настоящему головную боль. Так происходит со всеми изучаемыми языками, но в английском для новичка это приобретает устойчивую систему пугающего масштаба.