Французский язык и культура в российской жизни в XVIII-XIX веках

---

Французский язык и система образования

Французский язык потихоньку стал проникать в образование. Если в 1735 г в Сухопутном шляхетном кадетском корпусе в классе французского преподавателя Рюина (Ruynat) из 100 учеников только двое выбрали изучение французского, то через несколько лет из 282 таких учеников было уже 91. А к середине века из почти 600 выпускников 364 изучали французский.

Со временем в некоторых учебных заведениях (Кадетский корпус, Пажеский корпус, Морской корпус, Училище при Академии художеств, Московский Университет, а позднее и Институт Благородных девиц) отдельные предметы преподавались французами на французском языке. Так, физику в Московском Университете преподавал французский аббат Доминик-Исидор Франкози (Dominique-Isidore Francozi), политику и геральдику— поэт Шарль-Луи-Филлип де Мэнвилье (Charles-Louis-Philippe de Mainvillier, по другим данным Genu Soalhat de Mainvilliers). В Пажеском корпусе бывший театральный актер Леспин де Морамбер (Lespine de Morembert) помимо французского преподавал письмо, историю, географию и геральдику.

Многие из первых преподавателей–французов были протестантами, приехавшими из разных европейских стран и имевшими достаточно большой опыт преподавания и высокий уровень подготовки.

Вместе с тем, несмотря на растущую популярность французского языка, немецкий язык в учебных заведениях преподавался в гораздо большем объеме. Объяснение этому очень простое: немецкие преподаватели, давно жившие в России, как правило, знали русский язык, что облегчало их контакт с учениками, а французы русского языка не знали и изучать его не хотели категорически (хотя многие знали немецкий), и первыми заданиями для учеников были переводы с французского на немецкий (Из раппорта Abel Friedrich von Tettau Императрице Анне Иоанновне, 1739 г).

Французский язык и развитие культуры

Влияние французской культуры на русскую в царствование Елизаветы Петровны постепенно становится очень сильным. В России начинает преобладать французская мебель, статуи, картины, французские костюмы, французские танцы, французская кухня.

Начинает входить в моду французский театр.

Так, основоположником русского балетного искусства считается француз Жан Батист Ланде (Jean-Baptiste Landé), который в 1734 году был зачислен танцентмейсером вСухопутный шляхетный корпус. По его предложению 4 мая 1738 года в Санкт-Петербурге была основана придворная танцевальная школа — «Танцо́вальная Ея Императорского Величества школа» (впоследствии Вагановское училище). В специально оборудованных комнатах Зимнего дворца Ланде начал обучение 12 русских мальчиков и девочек. Учеников набирали из детей простого происхождения. Обучение в школе было бесплатным, воспитанники находились на полном содержании. В 1742 году из учеников школы Ланде была создана первая балетная труппа, а в 1743 году её участникам начали выплачивать гонорары. 1 августа 1759 года в день именин (тезоименитства) императрицы и по случаю победы над прусскими войсками при Франкфурте был торжественно поставлен балет-драма «Прибежище добродетели», имевший огромный успех. До сих пор в русском балете используются французские термины – па-де-де, фуэте, дми-плие, батман тандю, гран батман и т.д.

В 1742 в Санкт-Петербург прибыла трупа Comédie française под руководством Шарля де Серини (Charles De Sérigny). Появление в России этого французского театра, в котором декламирование сопровождалось пением, стало очередным этапом в продвижении французского языка. Как и в случае балета, практически вся театральная терминология пришла к нам из французского языка: акт, антракт, бельэтаж, кулисы, ложа, партер, рампа, сцена и т.д

Массовому проникновению французского языка в Россию способствовала и популярность французской кухни.

Мода на иностранных поваров, введенная Петром I, привела в Россию множество французских кулинаров. В XVIII веке на волне увлечения французской культурой каждый состоятельный человек стремился держать в своем штате повара-француза. Французская кулинарная школа ввела в русскую кухню комбинирование продуктов, измельчение ингредиентов и точные дозировки в рецептах блюд, не принятые ранее. На русском столе появилось множество популярных блюд, позаимствованных из французской кулинарной традиции, а вместе с ними и новые термины: суп, котлета, омлет, салат, мусс, компот, пюре, гарнир, соус и т.д.

В Европе наступает «французский» век — во всех странах Европы была мода на всё французское: платья, еду, мебель, архитектуру, садово-парковое искусство и, конечно, язык.

Россия тоже не устояла перед вирусом «галломании» и модой на все французское.

Французский язык и дворянство

После смерти Петра его соратники (Борис А. Голицын, Борис Ф. Голицын, Петр Голицын, Никита Репнин, братья Петр и Вернер Мюллеры, Лаврентий Блюментрост, Дмитрий Кантемир), побывавшие в Европе и посмотревшие на тамошний быт и культуру, начинают приглашать для своих детей иностранных учителей — в том числе французов. И в Германии, и в Голландии, в семьях местных дворян учителями зачастую были именно французы — как правило, гугеноты (протестанты), — которых преследовали во Франции и которые были вынуждены спасаться за границей.

Так, например, наставницей и учителем Софии Августы Фредерики Анхальт-Цербстской (впоследствии Императрицы Екатерины II) была французская протестантка Бабет Кардель (Babette Cardel), которая, помимо французского языка, преподала ей светские манеры и приобщила к французской культуре, французской литературе и французскому образу жизни.

Знание иностранного языка становится в России модным и способствует продвижению по службе, особенно при дворе и в армии.

При таких обстоятельствах в Россию хлынул настоящий поток французов. Как всегда, в таких случаях преобладали авантюристы. Много среди них было лакеев, кучеров, поваров, разных мелких предпринимателей. Некоторые по несколько раз в год меняли свои профессии, выдавали себя за «шевалье», желая скрыть свое происхождение. Им доверяли. Они имели даже успех, нередко становились гувернерами, воспитателями русских детей.

Первые иностранные учителя, по отзыву историка Татищева, были очень неудовлетворительны. Французы в этом отношении не составляли исключения: зачастую в гувернеры шли те, кто не смог в России найти себе другого применения — ресторатора, парикмахера, учителя танцев, фехтования или верховой езды.

Моральный и умственный уровень учителей был настолько невелик и так часто люди без всякой подготовки — кучеры, лакеи — выдавали себя за гувернеров, что в 1757 году Императрица Елизавета Петровна издала указ о сдаче иностранными преподавателями особого экзамена в Петербуржской Академии Наук или в Московском университете. В этот год на экзамены явилось 69 иностранца, из которых французский могли преподавать 54 учителя, а немецкий только 46. Причем в семьях даже немцы преподают в основном французский, а не немецкий.

Существенно это не могло улучшить дела. Потребность в учителях была велика, дипломированные учителя стоили очень дорого. Опытный преподаватель имел жалование в 200-250 рублей в год, что составляло средний годовой доход поместного дворянина, владеющего 100 крепостными.

Поэтому дипломов при найме учителей обыкновенно не спрашивали. Нанимали по-прежнему кого попало.

Деятельную переписку на французском языке поддерживала Екатерина II с немецкимбароном Фридрихом Мельхиором Гримм (Friedrich Melchior, Baron von Grimm). Она избрала также в воспитатели своим внукам Александру (впоследствии Александру I) и Константину женевца Фредерика Сезара де Лагарпа (Frédéric-César de La Harpe), всецело проникнутого идеями той же энциклопедической французской философии.

С энциклопедистами имела связь не только императрица. Граф А. Р. Воронцов переписывался с Вольтером , И. И. Шувалов — с Вольтером и Гельвецием.

Просвещенный русский посланник во Франции князь Д. А. Голицын был другом Дидро́ и Гельвеция. В 1770 г. княгиня Дашкова посетила Париж и много времени провела с Дидро. С ним переписывался И. И. Бецкой, игравший при Екатерине роль своего рода министра народного просвещения. И. И. Шувалов и князь Юсупов посещали Вольтера. С ним переписывался граф Л. Р. Воронцов. Его навестил и граф К. Г. Разумовский в бытность свою в Страсбурге. На поклон к Вольтеру барон Гримм возил сыновей фельдмаршала П. А. Румянцева — Николая и Сергея.

Такое внимание к энциклопедистам, естественно, способствовало распространению их идей и сочинений.

Сочинения Вольтера очень быстро расходились в русской публике — в подлиннике и в переводах. Некоторые переводы не были напечатаны, а просто переписывались от руки. Особенной популярностью пользовались его повесть Кандид (Candide, ou l’Optimisme) и поэма Орлеанская девственница (La Pucelle d’Orléans). За десятилетие с 1780 по 1790 год насчитывалось до 140 их переводов. И вообще все французские книги были весьма популярны среди образованной русской публики. Они охотнее всего переводились на русский язык: за этот промежуток (с 1780 по 1790) вышло 6 переводов с английского, 7 — с итальянского, 107 — с немецкого и 350 — с французского.

«Энциклопедия» Дидро была практически во всех частных библиотеках России. Академическая книжная лавка в объявлении 1766 года предлагала, чтобы те, «кои имеют у себя первые 10 томов, а желают получить и прочие, благоволили бы заблаговременно о том заявить, дабы столько экземпляров, сколько надобно будет, из Парижа выписать можно было». Зеленый свет запрещенной во Франции «Энциклопедии» дала Екатерина II, однако на третьем томе перевод 35-томного труда в России прекратился — слишком много было в нем антиклерикальных выпадов.

Более счастливая судьба ожидала «Женитьбу Фигаро» Бомарше: Людовик XVI запретил ставить пьесу, сказав, что «нужно сначала разрушить Бастилию, иначе представление пьесы будет опасной непоследовательностью». В 1782 году Бомарше прочитал пьесу наследнику русского престола Павлу I, путешествующему по Европе под именем графа Северного (Du Nord), а в 1787 году ее поставили в Петровском театре (сейчас — Большой театр).

В процесс перевода с французского в России были вовлечены буквально все слои общества: императорская фамилия, аристократы, мелкопоместные дворяне, государственные деятели, студенты, профессора, священники — мужчины, женщины, дети.

Во время своего путешествия по Волге в 1767 году императрица Екатерина II переводила роман «Велизарий» Жана Франсуа Мармонтеля (Jean-François Marmontel) и привлекла к этому занятию всю свою свиту.

В 1793 году, после казни Людовика XVI, императрица Екатерина, опасаясь проникновения в Россию революционной заразы, приняла строгие меры против выходцев из Франции, проживающих на российской территории. Французы были обязаны принести в церкви присягу в том, что не разделяют и никогда не разделяли революционных идей и ненавидят всех, кто причастен к казни короля. Составленные списки позволили узнать профессии “русских” французов (указаны в петербургских списках), место их рождения (обозначено в списках московских), а также их общую численность (900 человек в Москве, 800 в Петербурге, 650 — в провинции).

Из 900 французов, живших в Санкт-Петербурге, в июне 1793 года приняли присягу 786 человек: 112 купцов, 97 учителей, 94 военных, 68 чел. прислуги, 171 ремесленник. Среди мастеров-ремесленников — 38 поваров, 30 парикмахеров, 26 часовщиков и ювелиров, 12 портных и модисток.

Все это привело к тому что к началу XIX века многие образованные дворяне зачастую говорили на французском языке лучше, чем на родном.

Считалось, что «французы, добившись изящества речи, добились способности высказывать не только важные, но и самые ничтожные вещи интересным образом, остроумно и эффектно. Эта меткость французского ума и слога имеют много привлекательного, особенно в общественной жизни» [Ремер, 1869]. Русское дворянство усваивало манеры поведения французского дворянства, следовало французской моде в одежде, проявляло интерес к французской литературе и искусству.

Все это способствовало тому, что каждый образованный человек считался таковым только тогда, когда знал французский язык.

И как следствие дворяне перестали говорить на одном языке с народом. Дворянское общество оторвалось от своих корней, в его жизни появилось много новых реалий, которым не было названий в русском языке: ассамблеи, министерства, коллегии, адмиралтейства, парики, панталоны и т. п.

Увлечение французским имело и свои отрицательные стороны. Иногда недоученные отпрыски использовали в речи своеобразный жаргон — гремучую смесь «французского с нижегородским», что со стороны выглядело очень смешно и глупо.

Сумароков, например, в журнале «Трудолюбивая Пчела» поднял в 1759 г вопрос «о истреблении чужих слов из русского языка». Он писал: это смешно. «я в дистракции и дезеспере; аманта моя сделала мне инфиделите, а я а ку сюр против риваля своего буду реванжироваться».

О порче русского языка говорит в своих «Записках» и С. А. Порошин — воспитатель Павла I (сына Петра III и Екатерины II): «Иные русские в разговорах своих мешают столько французских слов, что кажется, будто говорят французы и между французских слов употребляют русские. Иные столь малосильны в своем языке, что все с чужестранного от слова до слова переводят в речах и письме».

Во время войны 1812 г. малограмотные русские крестьяне, не знавшие французского языка, принимали российских офицеров, свободно владевших французским,за солдат наполеоновской армии. В связи с этим Денис Давыдов писал: «К каждому селению один из нас вынужден был подъезжать и говорить жителям, что мы русские, что мы пришли на помощь к ним и на защиту православной церкви. Часто ответом нам был выстрел или топор… Принимали за неприятеля от нечистого произношения русского языка…»

В комедии А.С. Грибоедова «Горе от ума» Чацкий резко нападает на преклонение перед всем иноземным. Влияние иностранной культуры, особенно французской, было столь сильным, что «французик из Бордо», приехав в Россию, «ни звука русского, ни русского лица не встретил: будто бы в отечестве с друзьями».

Николай Иванович Новиков в своих журналах издевался над тогдашним дворянским обществом, стремившимся максимально отмежеваться от народа. Журнал "Сатирический вестник", издававшийся в 1790 году, отмечал неумение русских дворян писать по-русски, злоупотребление французскими словами в речи, в письмах, дневниках. Тогда, например, писали так: «Была пур фер визит. Все каторыя ни находились у ней этранжеман стюпид... пердю 50 рублиоф. Приехала домой дэ фор мовез юмер. Приметила, что амурэ дэ ля пети, только сон шапо бьен. Князь порт ля тет».

Однако, в отличии от галлов, которые буквально за несколько поколений (1-3 век н.э) забыли родной язык и полностью переключились на латинский, русский народ свой язык отстоял. Он развился благодаря Ломоносову, Карамзину, Крылову, Грибоедову. Окончательное формирование «великого и могучего» произошло благодаря творчеству Пушкина. Хотя, как это ни парадоксально, французский язык Пушкин знал лучше русского (Mon ami, je vous parlerai la langue de l'Europe, elle m'est plus familière que la nôtre…. Из письма Пушкина Чаадаеву, 6 июля 1831 г)

Первые стихотворения "Stances" и "Mon Portrait" были написаны Пушкиным в 15 лет на французском языке.

Вот что пишет о Пушкине его брат Лев Пушкин: «Вообще воспитание его не достаточно заключало в себе российского: он слышал один французский язык; гувернер его былфранцуз, впрочем, человек не глупый и образованный; библиотека его отца состояла из одних французских сочинений. Ребенок проводил бессонные ночи и тайком в кабинете отца пожирал книги одну за другой. Пушкин был одарен памятью необычной и на одиннадцатом году уже знал наизусть всю французскую литературу.»

Первым воспитателем Александра Пушкина был французский эмигрант граф Монфор (Eugène Charles Amorie duc de Monfort), человек образованный, музыкант и живописец; потом Русло, который писал хорошо французские стихи, но пробыл в семье недолго, далее Шендель и другие: им, как водилось тогда, дана была полная воля над детьми. Само собой разумеется, что дети говорили с ними только по-французски.